Слепцы, утверждающие, что небо закрывается на ночь, глупы до потери пульса, до последней нитки этого псевдо волокна, якобы закрывшего собой первородную тьму. Такого просто не может быть.
Ночь. Это как живое начало, бархатные струны в сердце начинают откликаться на шум ночных птиц, на резко вонзающуюся, словно междометие, тишину, на внезапную бесконечность пространства, на белёсые волны млечного пути над головой. Каждая молекула этого мира стремится защитить себя от гнетущей тьмы, но вместе с такими же, как она сама, они создают незыблемую преграду любым опасностям, объединяются в единое царство по мере того, как краски на земле сгущаются, и ты начинаешь ощущать себя в другом измерении, где раскидистые ветви прижатых друг к другу деревьев смыкаются над головой, образуя нишу, а свободные пространства между древесными обитателями зияют словно пропасть, в некоторых местах расплываясь тушью.
Огромное тело скользит в недрах этого измерения, слегка задевая могучими крыльями молчаливые деревья. Всё ближе к сердцу ночи, в самое пекло темноты. Чаща открывается смыканием когтистых ветвей, шершавых стволов и тьмы. Но настаёт время, когда следует сложить неуместно длинные крылья, и, уцепившись за одну из массивных веток дерева, суетливо карабкаться, перетекая из одной формы в другую, и, наконец, остановиться на одном из "перевалов", слившись с тем самым миром, что даёт защиту.
Свон не станет переворачиваться после удачной охоты в любимой позе – следует провести оставшееся бодрствование как следует, чтобы вежливо проводить ночь в её чертоги, прогнанную ярким днём, накатившим словно буря, где-нибудь через часов пять или меньше.

Остановка оказалась даже к лучшему, и теперь, под холодным покровом ночной тишины, здесь обрелись два существа, что были, только от одного звука или слова, связаны, возможно, на секунду, а возможно и навечно.  Мерное постукивание собственного сердца еле слышно отзывалось глухим стоном из грудины, плавно аккомпанемировало мрачному скрежету бесконечных деревьев с их сухими ветками, что порою, надламливались где-то внутри, издав короткий внутриутробный хруст. И всё.
Где-то вдалеке, над лесом, в неограниченном пространстве носились ночные охотницы, разрезая своим крылом остывший воздух, но это далеко... А здесь, здесь новый собеседник, новый знакомый, новая, неизведанная душа со своим хитроустроенным скелетом и привычками.
Свон как-то не значаще улыбнулась серому волку, что ощущал на себе все страдания скитальца, попавшего в грязь.
Холодный взгляд ярко-голубых глаз прорезал темноту и отчетливо разбирал каждую деталь, раскладывал всё по полочкам. Эст прекрасно видела нервозность движений и странную улыбку, неприятное выражение морды и отсутствие живого огонька в глазах. Они мертвы, эти тусклые круги мертвы, и не источают эмоций. Возможно ли? Это настораживает.
Хриплый голос серого, что отчётливо выделялся из тёмной массы деревьев, на секундочку вырвал крылана из ипостаси созерцания.
- О да, она действительно добра-а. - на мгновение Свон позволила своему взору мечтательно и одухотворённо затуманиться, пуститься в даль неизбежно летящим звуком, мягким шелестом крыльев, где впереди мелькает затмение, прекрасный чёрный обод сновидений и потусторонней тишины. О да, это было бы замечательно, если холодная и пустая луна заслонила собой свет, именно здесь и навсегда. И плевать, что через каких-нибудь там пять минут всё надоест - и разговор и мимика и жесты, и созерцание, участливое внимание, улыбки, фразы, пущенные будто бы мимоходом, на самом деле же обнажающие суть. Ведь всё-таки дорога бесконечна, и, цель, возможно, не нашедшая себя в банальных темах, здесь обретётся вновь и будет вечно нестись впереди, раззадоривая существо, что так привыкло к темноте, к этому безжалостному и спокойному омуту, равнодушному и закрытому. Ведь это шанс, шанс проявить себя, когда никто не мешает и не помогает, нет этого докучающего света, где бесконечно-бесконечно, добрые твари суют свой нос в чужие дела. Надо же, Свон открывает в себе тьму, к которой стремится всю свою жизнь. Вот кто она такая.
- А Вы кто? - вопрос, вырванный из клубка пространственных размышлений, как ниточка, за которую стоит дернуть. Интерес загорается синим пламенем сигнального костра. Что скажет серый?

Плавное оживление разрывало пучину тишины, резко кромсало её по кусочкам, два острия раздирали ночь над головой. Порывы ветра, так неугомонно пробирающиеся в чащу сквозь перекрёсты оборванных веток, кривых стволов и чужих сновидений, теперь же теребили длинную шерсть на загривке. Кончики крыльев подрагивали, предвкушая бурю, перед затишьем, перед негой забытья, перед бесконечно больным и надоевшим сном. А так хотелось не склонять голову на грудь свою и, не колеблясь прикрывать налитые свинцом веки.
Суматоха мыслей, что неприятно зияла на морде волка, свидетельствовала о его скверном настроении, которое шло в тон самому лесу, завывающему на безликих пространствах опушек, полян и границ.
В час этой самой мешанины, существо заползает в свою скорлупу, в самого себя, больше не теша пустыми надеждами, но пробираясь к личине, раскладывая себя по секциям в кладовой.
- У, немногословно. - оттенок разочарованного вздоха, а волк обнажает клыки кому-то незримому, Эст поджимает губы, как человек, и, покосившись на светлеющие пятна свободного пространства между деревьями, неспешно переползает на следующую ветку - поближе к собеседнику. Здесь ветер ещё более ощутим. Безжалостно срывает жалкие остатки бесцветной листвы, что вскоре уносится, проделывая сотни "мёртвых петлей", куда-то глубоко в чащу и оседает, зацепившись, быть может, за сучки или поваленные сосны. Это завораживает, и очень часто, одолевает желание мчаться также, среди стволов, планируя в сонном воздухе, быть меньше, чтобы не задевать широкими крыльями древесину.
- А я Свон... - что-то подтолкнуло  назваться по-настоящему, не скрывать истинное имя, хоть никто и не упомянул до этого о власти названий и слов. "Гренуй" - оно ему всецело подходило, было неотделимой частью, так, что возможно, оно тоже настоящее, а не очередная кличка.
Ветер трепал обрывки слов и уносил за собой, разбивая на множество осколков. Эст втянула в себя воздух, пропустила через лёгкие запах собеседника, узнавая его принадлежность. Знако-омо, никак "Пепел"?

Действительно, действительно эти глаза мертвы, мертвы так, что навсегда. Возможно это и послужило той завуалированной форме недовольства и равнодушия на обобщённом лике, с некоторой толикой острого ума, что всё же ярко резонировала на фоне всей этой скрытности и серости, и вообще, что нам до того, но это точно стая Ветров, семи что ли?  Неудивительно, что эти волки стянулись сюда так хитроумно и теперь почти успешно одолевают армию гордецов. Но, опять же, что нам до этого?
Свон мотнула головой, чтобы окончательно избавиться от этих пустых и навязчивых размышлений - зачем углубляться в междоусобные проблемы, коими кишит весь Саббат - и нижний и верхний? И всё-таки их психология интересна.
- Это иллюзия, Гренуй. Неба не существует и оно не пахнет, тебе ли не знать? - ночной зверь склонил голову набок, угадывая мысли волка, - есть только бесконечное пространство, безупречно и безукоризненно владеющее нами, и я верю, что когда-то оно опуститься на нас, навсегда и обязательно ночью, ну а пока... - Эст в задумчивости вскинула голову, прослеживая светлеющую полосу неба ближе к горизонту, - это лишь время, утопающее в крови, таких как я и лютых ненавистников последствий катастрофы, то есть таких как вы, Гренуй. - закончив тираду о нелепости мироустройства, она опустила голову, не спеша, с некоторой долей плавности, будто бы волк мог это видеть.
- А чаща всего лишь пахнет мной, но это временно, потому что я всего лишь вобрала в себя её запах, оставив частичку себя, и так каждый раз, перед неделей сна... О, да! Мы оба в темноте, знаешь ли. - пустив море подсказок о себе, Птеро вновь отвела взгляд от очередного оскала собеседника, от его пытливого, но ничего не значащего взора, в темень, что ещё была нетронутой, в некоторых местах, под корнями деревьев или в дуплах, или там совсем вдалеке, где ждёт своего часа набравшая силы молодая ночь.

Сон был настолько близок, что его равномерное хрипловатое дыхание уже вовсю тянуло свои ватные щупальца, пробираясь в голову и наполняя её отягощающим свинцом. Вся эта обстановка с заунывными песнями ветра в глухой непроходимой чаще, с откликами темноты в пространствах бурелома, с чужими разговорами перед носом, рвущими сознание словно яд. Сознание другим. В общем, всё это тянуло к земле, заставляло забыться.
А Свон? Она как-то резко переворачивается, меняет позу на холодном ветру, на секунду кожистые крылья с хлопотливым шелестом раскрываются, и она уверена, Гренуй это слышит и теперь собирает её многочисленные подсказки, как пазлы, в единую, ясную картинку в воображении.
Повиснув вниз головой, спиной к серому, Эст выгибает шею назад и с томным вздохом вбирает себя новые запахи, что стали ещё ближе. Сладковатая хвоя перемешивается с таластью листьев, какая-то невнятная гниль, но отдаёт надёжностью; горечь чужих слов обретает свой оттенок, и его Птеро проводит сквозь себя, запоминая. На будущее.
- Понимаю, но это смешно звучит, я знаю, - она проводит ножеточущую, горьковатую усмешку по своим чёрным губам, - даже в самой затхлой тени ты видишь частицу света. Да, она такая робкая и невнятная, что её и не видать совсем, но ты вдруг начинаешь приглядываться и замечаешь сотни таких точек, ждущих своего часа, когда солнце пройдёт очередной полукруг и развеет сумрак. Свет, он же ведь не такой бесцеремонный, как мы. - крылатое существо прикрывает свой ледяной взгляд веками, пожимает плечами, вытягивается, предвкушая неделю бездумья. Затем вновь приходит в себя, открыв один глаз.
- Да это предсказуемо, все эти горделивые глупцы. Хотя твою стаю я уважаю больше, а время Крыльев - истекло. - задумчиво протянула.
- А ты умён, не повезёт тому, кто на твоём пути возникнет, однако же не мешает абстрагироваться от этого всего, хоть иногда. А то, я смотрю, не вылезаешь из тёмного кокона, усложняешь себя и без того тернистый путь. А пока верю, что возвысишься, но упадёшь. - крылан снова улыбнулась на этот раз, открыв оба ярко-голубых глаза с застывшей вертикалью зрачков. Весь этот яд, которым был пропитан воздух вокруг волка ярко резонировал с просыпающимся миром, хотя, конечно, весь этот блеклый свет до чащи ещё не добрался, а значит можно, пока, укрыть свои тайны в темноте.